Хозяин тишины  - Влада Ольховская

Мало того, что вместо слов поддержки Влад получал очередной псалом, так еще и его способности, тогда только пробудившиеся, были истолкованы неправильно.

— Он угадывал, — лаконично сообщила Ирина Филипповна. — Сначала просто снами всякими, никто ничего не понимал. А потом очень уж ловко он угадывать научился! Так ловко, что подставлял руку под чашку до того, как она упадет со стола.

Я не знаю, как отреагировали бы на такое открытие нормальные родители. Возможно, приняли бы сына таким, какой он есть. Возможно, порадовались бы за него — ведь он мог видеть хотя бы так. Но у супругов Гедеоновых в этом мире была своя дорога.

Виктор Антонович даже не сомневался в том, что это происки дьявола. Уж не знаю, кто придумал абсурдную версию с завешенными глазами, Гедеонов-старший или его супруга в пик собственной болезни. Но не это ведь главное, а то, как они относились к уже травмированному подростку.

Метод «изгнания дьявола» был нехитрым: насилие. Владу доставалось за каждое проявление новых способностей. Скоро методика Виктора Антоновича дала плоды: видения, по словам Ирины Филипповны, прекратились. Думаю, на самом деле все эти побои не имели никакого отношения к лечению, просто Влад наловчился скрывать свою силу, изучая ее тайно.

Но однажды он все-таки выдал себя. Он предвидел, что его мать собьет машина, и помешал этому. Казалось бы, ну что еще нужно, чтобы понять: это их сын, родной любящий ребенок, он безвреден? Однако вместо благодарности он получил в ответ холодную ярость отца.

— Витя поколотил его жестко, — признала Ирина Филипповна. — Владик потом просто лежал и не двигался, а я уж думала, что совсем мертвый. Я даже не выдержала, оттащила Витю на этот раз, так и мне досталось. Потом я кое-как Владика тряпочкой вытерла, аспиринку дала и лежать оставила, решила, что справится.

Потрясающее лечение для избитого до полусмерти ребенка: мокрая тряпка и аспирин. Родители года! Теперь горечь, которую я порой улавливала в голосе Гедеонова, приобретала совсем иное значение.

Молодость помогла ему: если не считать слепоты, у Влада было отменное здоровье, и он кое-как выкарабкался. Но он, ясновидящий, наверняка догадывался, что угроза не отступила.

Когда стало ясно, что его способности никуда не исчезнут, Виктор Антонович поставил на нем крест. Он считал, что если что и сможет спасти, то только душу своего сына. А для этого, по его гениальному плану, Влада нужно было убить до того, как дьявол с его помощью натворит дел.

Вот только избавиться от него самостоятельно Гедеонов-старший не решался. Не из жалости, конечно, откуда в этом монстре жалость? Нет, он сообразил, что уже привлек к себе внимание. Соседи слышали крики из квартиры, врачи при осмотре замечали жуткие синяки Влада, хотя тот ни на что не жаловался — думаю, к тому моменту он уже перестал доверять взрослым и ждать от них помощи. В любом случае, на Виктора Антоновича косо посматривали, он получил пару предупреждений, и, если бы с Владом что-то случилось, он стал бы первым подозреваемым.

Поэтому ему нужно было переложить на кого-то грязную работу, причем быстро, пока Влад не обрел силу, достаточную для спасения.

— Он решил пойти к нашему соседу, — доверительно сообщила мне Ирина Филипповна. Историю пыток собственного сына она мне рассказывала той интонацией, что больше подходит для детских сказок. — Очень жесткий там человек был! Витя решил, что безжалостный и достаточно смелый, чтобы справиться с дьяволом. А у нас ведь были кое-какие деньги, он бы за деньги постарался!

Этим соседом оказался знакомый мне Полковник — Михаил Иванович Кречетников. Тогда он не был стариком, но был военным пенсионером, покинувшим службу из-за ранения. Он жил уединенно, казался угрюмым, нелюдимым и, по-своему, беспощадным.

Виктор Гедеонов решил, что сосед его поймет. Озлобленный и вечно нуждающийся в деньгах Кречетников казался ему подходящим солдатом для этой странной битвы с дьяволом. От него всего-то и требовалось, что устроить «одержимому» несчастный случай. Насколько вообще сложно добить мальчишку, который и так почти мертв? Виктор Антонович заплатил деньги наперед, дело казалось ему сделанным.

А потом Кречетников пришел к ним и объявил, что никого он не убил. Он даже деньги не вернул, он отдал их Владу и отпустил мальчишку на все четыре стороны.

Супруги Гедеоновы злились и не представляли, как такое могло произойти, кто вообще в здравом уме отпустит дьявола?! Но я, неплохо изучившая Полковника, кое о чем могла догадаться.

Он только на первый взгляд казался черствым и бесчувственным, душа у него была побольше, чем у объявившего себя чуть ли не святым Виктора Гедеонова. Не думаю, что, принимая предложение этих псевдо-родителей, он хоть в какой-то миг всерьез собирался убить мальчишку. Скорее, он согласился, чтобы они не пошли к кому-то другому, тому, кто на самом деле готов был отнять жизнь за монету.

Он увидел перед собой слепого, избитого, страдающего ребенка. Он отдал Владу деньги и, думаю, не просто бросил его на улице, а отвез его туда, где ему помогли. Теперь он был в безопасности от собственных родителей.

Ни я, ни Ирина Филипповна не знали, что произошло с ним дальше. Ее это и не интересовало, она давно уже плескалась в своем личном воображаемом мире. Я же хотела бы знать, но не могла, и мое воображение тут не справлялось. Каким-то чудом, иначе и не скажешь, он не сломался, а сумел развить свой дар и с ним подняться на вершину.

Теперь многое в Гедеонове представлялось мне совсем иным.

Его эгоизм и снобизм были не врожденными чертами. Это — своего рода плата за то, чего он добился сам. Он преодолел так много испытаний, что теперь люди, ломавшиеся под куда меньшим грузом, казались ему жалкими и ничтожными. Он верил, что раз он сотворил невозможное, все остальные тоже не имеют права на слабость.

Его жажда контроля и диктаторские замашки были не более чем местью ребенка, которого часто били и едва не лишили жизни. Он рвался управлять всем и всеми, чтобы больше не чувствовать себя уязвимым, ему было больно и страшно доверять, и то, что я потребовала у него перед своей поездкой, виделось мне теперь бесценным даром.

Думаю, его проблемы с любовью тоже были родом из тех дней, когда его предали, так страшно и бессердечно, что и поверить сложно. Он зачерствел, заледенел, но не возненавидел весь мир. Это доказывала его благодарность Полковнику, которому он обеспечил достойную старость, или его отношение к собственной прислуге. Да, он порой был резок и его высокомерие не каждый мог стерпеть. Но все же Гедеонов, однажды просивший о помощи, теперь давал ее другим. Он мог не уважать людей на уровне простейшего этикета, но он глубоко уважал человеческое достоинство.

Я бы жалела любого, кто прошел через такое. Я бы сочувствовала ему и готова была бы сделать все, чтобы ему помочь. Но то, что это случилось именно с ним, стало для меня неожиданно болезненным ударом — я и сама не ожидала. Человек, на встречу с которым я рвалась каждый вечер, все еще был непреступной скалой, но теперь эта скала из безжизненного камня превратилась для меня в силу природы, дарящую жизнь тем, кто устроился на ее склонах.